В царском пышном доме
По звучном громе Марс
почиет на соломе.
Державин
В десятом часу вечера та же восьмерка лошадей отвозила Суворова в Таврический дворец, в котором были приготовлены покои для фельдмаршала.
Теперь Суворов сидел, надев поверх парадного мундира и всех орденов старую светло-зеленую шинель. Она была так длинна и широка, что в поездке Суворов укутывался ею с головою и ногами.
К ночи мороз еще больше усилился, хотя ветер и стих. На улицах не было видно ни души. Мороз скрипел под тяжелыми, крашенными в желто-черную краску колесами георгиевского экипажа.
"Точно бочку водовоз тащит!" - мелькнуло в голове.
Деревья стояли все в инее, как напудренные. В тусклом свете фонарей виднелись безголовые, бесформенные будочники, утонувшие в широченных тулупах.
Суворов сидел, думая о прошедшем дне: о своем торжественном въезде в столицу, о встрече с детьми - Наташенькой и сыном Аркадием, которых не видел три года, о милостивом приеме у императрицы.
Что ж, Наташенька уже - отрезанный ломоть. У нее своя семья, свои заботы. Скоро, очень скоро Александр Васильевич будет дедушкой.
Сынок Аркаша все время жил у маменьки, а теперь Варвара Ивановна передала его отцу на воспитание. Он вырос. Уезжая в Херсон в 1792 году, Александр Васильевич оставил сына семилетним маленьким мальчиком. За три года Аркаша вытянулся чуть ли не с папеньку ростом. Красивый, стройный мальчик.
"Не избаловали бы его похвалами красоте. Вырастет Нарциссом".
Матушка императрица встретила весьма ласково. "Как она еще держится молодцом. Лет ей, кажется, уже шестьдесят пять, а все зубы и лицо свежее. Это мужику шестьдесят пять годов - ништо. У меня, вон, солдаты в таких летах какие еще крепкие и бодрые, а то ведь женщина!…"-подумал Суворов.
Усадила Александра Васильевича, угощала кофеем.
– Теперь моя обязанность - успокоить вас за все трудные и славные подвиги на возвышение отечества!
– Вами гремит в мире наше отечество,-ответил Суворов.
Забеспокоилась о нем: как доехал?
(Вероятно, князь Николай Александрович пожаловался брату, что Суворов заморозил его. Давно служил с Суворовым, отвык от солдатской жизни, а напрасно: солдат и в мирное время - на войне!)
– Как же это вы ехали в одном мундире, без шубы? Не простудились бы, сохрани господи!
– Ништо солдату и без шубы деется, - идет да греется! - шутил Суворов. - Ничего, ваше величество, я привычный!
…Невский остался позади, позади домики Литейного. Чем дальше от центра, тем все тусклее огоньки, мельче домишки. Скоро и Таврический дворец.
Вот он наконец! Вот оно, возмездие!
Тогда, в апреле 1791 года, когда в Таврическом чествовали Потемкина как победителя Измаила, Суворов лазил по финским болотам и скалам. Суворова выгнали из Петербурга. Потемкин не захотел, чтобы Суворов был в Таврическом дворце гостем, теперь же будет в нем - хозяином!
Мелькнула красивая решетка дворца.
Восьмерка круто подкатила к крыльцу и остановилась. Гайдуки раскрыли дверцы. Лакеи кинулись высаживать, поддерживать фельдмаршала, помочь сойти, но он отстранил их помощь.
– Помилуй бог, я не архимандрит, я сам!
Он проворно взбежал по ступенькам крыльца. Фельдмаршала здесь ждали: двери отворялись перед ним заранее, и лакеи в белых шелковых чулках, в шитых золотом ливреях кланялись из каждого угла, ловили его каждое движение.
Суворов, не сбрасывая ни шинели, ни шляпы, пробежал по всем роскошным покоям до самой спальни.
В небольшой уютной комнате ворох душистого чесаного - видимо, ни одного сучка, ни одного стебелька потолще - сена. Оно покрыто простынями и китайским шелковым одеялом, на котором яркие цветы и невиданные птицы. Диван. Кресла. Стол. На столе свечи. В углу - камин. Ярко горят дрова. У камина - дремлющий в креслах Петр Никифорович Ивашев.
– Я так и знал. Спасибо, что обождали, Петр Никифорович, - обрадовался Суворов. - Сейчас все расскажу!
В комнате рядом - гранитная ваза с водой, серебряный таз, ковш. Мохнатое полотенце. Зеркала все завешены.
Улыбнулся:
? предущий раздел | следующая ? |