Суворов спал. Ему снилась какая-то нелепица: будто он едет верхом на громадном буром медведе по горам. Он едет один, а где-то вот тут, за горой, идут его полки, Суворов слышит их многоголосый говор. И он, как тогда на походе, затянул:
Что девушке сделалось,
Что красной доспелось?…
И - проснулся. Никакого медведя, никаких полков. Та же палатка, то же сено, тот же китель с анненским крестом.
Но в ушах почему-то еще слышится приглушенный гул многих сотен голосов.
Протер ладонью глаза. Кашлянул. Сел. Конечно, никаких голосов: за палаткой - тишина.
В палатку тотчас же юркнул ловкий, расторопный казак Ванюшка. Плутовские глаза его сегодня как-то особенно улыбались. И весь он сам Суворов сразу же, по своему уменью все быстро схватывать, увидел почистился, помылся. Глядел именинником.
"Небось, доволен роздыхом. Улизнет куда-либо ввечеру к девушкам. Поди, насмотрел. Маху не даст!"
Подмигнул:
– Что, Ванюшка, к девушкам собрался?
Казак, помогавший фельдмаршалу одеваться, смущенно хихикнул.
Затем на секунду показалась рожа самого "камардина" Прошки. Обознался или так попритчилось: у Прошки на шее блеснули обе его золотые медали.
"Что это они сегодня?"
Снова прислушался: конечно, за палаткой - всегдашняя лагерная тишина. Отдыхают, обшиваются, обмываются.
Невольно улыбнулся, вспомнив, как по уставу о полевой пехотной службе каждый солдат должен в год получить три пары башмаков да две пары подметок. А тут у солдата одна пара, да и от той ошметки остались.
– Погода не испортилась?
– Никак нет. Очень даже замечательная! - весело отозвался казак.
Не надевая каски, Суворов пошел к выходу. На ходу напевал свою любимую песенку:
Что девушке сделалось…
Шагнул из палатки - и замер.
Перед ним, выстроившись как для парада, стояли войска. Вот его "богатырский полк" - апшеронцы, вот москвичи, киевляне, белорусцы. Казаки, драгуны, егеря. Все старые боевые товарищи. Его генералы любимцы Багратион, Милорадович, племянники Горчаковы, сынок Аркадий. Все молодые самому старшему из них - Багратиону - едва только за тридцать. Все в парадной форме.
– Помилуй бог, что это? Почему?
Не успел он спросить, как Багратион зычно скомандовал:
– Смирно! На кра-ул!
Полки четко взяли на караул. Все замерло.
И тогда, точно с рапортом, к нему шагнул незнакомый бригадир с большим пакетом в руке. Бригадир был молод, веснушчат, курнос.
"Фельдъегерь. Снова поход!" - радостной волной ударило в голову.
Бригадир, сняв треуголку, уже докладывал о том, что прислан от его императорского величества. Подал пакет.
Суворов взял пакет. Отнес подальше от глаз. На пакете было написано:
"Генералиссимусу, князю Италийскому, графу Суворову-Рымникскому".
Сломал большие сургучные печати, развернул плотный лист. Буквы сливались.
"Проклятые глаза!"
– Читай! - передал он бригадиру.
Веснушчатый бригадир ломким, еще юношеским баритоном, звучно, на весь лагерь прочел:
Князь Александр Васильевич!
Побеждая повсюду и во всю жизнь Вашу врагов Отечества, недоставало еще Вам одного рода славы - преодолеть и самую природу! Но Вы и над нею одержали ныне верх. Поразив еще раз злодеев веры, попрали вместе с ними козни сообщников их, злобою и завистию против Вас вооруженных. Ныне награждаю Вас по мере признательности моей и, ставя на высший степень чести, геройству предоставленный, уверен, что возвожу на оный знаменитейшего полководца сего и других веков.
Пребываю Вам благосклонный
Павел.
Гатчина. октября 25. 1799.
"Что это? Царь Павел I, так не любивший Суворова, все-таки вынужден оценить его подвиги по достоинству?
Что это? Он - генералиссимус! Как Кондэ, Монтекукули, Евгений Савойский?"
В одно мгновение пронеслась вся жизнь, все пятьдесят с лишком лет службы в армии.
Годы ученья. Ссылка. Происки завистников. Клевета.
И победы, победы, победы…
И тут, перебивая его мысли, вырвалось громовое - из тысячи уст "ура". Оно катилось, потрясая воздух.
? предущий раздел | следующая ? |
Страницы раздела: 1 2