Промелькнула цирюльня с кучкой солдат-пехотинцев у дверей. Внизу блеснула быстрая Дембровица. Откуда-то снизу раздался стук кузнечных молотов.
Вечерело. Дневная жара спадала. С каждой минутой становилось все холоднее.
После знойного дня все спешили на улицу - насладиться вечерней прохладой.
В узких улочках каруца едва могла разъехаться со встречными.
Верхом на лошади проехал богатый молдаванин в фиолетовом бархатном кафтане, подпоясанном алой шалью, в голубой суконной шапке, похожей по форме на дыню. В руке молдаванин держал четки - знак боярства. Сзади за ним во всю прыть бежал грязный, оборванный цыган. Он должен был смотреть за лошадью господина, когда тот где-либо останавливался и слезал с нее.
Восемь небольших, но крепких лошадей, запряженных попарно, тащили тяжелый рыдван. В нем важно восседал боярин со своей куконой. За господами, на запятках, стояли двое слуг. Один держал длинную боярскую трубку. На плече у него висел сафьяновый мешок с табаком.
По улицам сновали длинношерстые молдаванские свиньи.
Босоногие мальчишки, продающие брагу, кричали нараспев:
– Брага дульче-е! (Сладкая брага.)
В вечернем воздухе стоял немолчный шум от стука кузнечных молотов, скрипа немазаных телег, беспрерывного хлопанья бичей, пронзительных криков ямщиков и пения пьяных, которые шатались из харчевни в харчевню. Ко всему этому примешивались звуки скрипки и гитары: под их аккомпанемент где-то пели заунывную молдаванскую песню.
Суворов рассеянно глядел по сторонам и думал о своем.
Сейчас на него смотрит вся дунайская армия, все эти Салтыковы и Каменские, которые так благоговеют перед прусской муштрой. Они думают, что вся сила армии в ярко начищенных пуговицах, в завитых волосах и в том, что ошалелый от страха солдат лезет вон из кожи, чтобы не сбиться, по всем прусским правилам взять "на караул" или "на плечо". И никто не может понять простой истины: главное - не эта бездушная парадная муштра, а сам солдат, человек.
Суворов докажет это. Он обучит солдат по-своему, на суздальский образец - без капральской палки, без излишнего "метания артикул" и прочих прусских "чудес". И враг будет разбит. И тогда в суворовскую тактику нехотя придется поверить! А с ней - Суворов был в этом глубоко убежден - русская армия станет непобедимой.
И все-таки как Суворову удивительно не везет! Спесивый, заносчивый Каменский участвовал в штурме Бендер и взятии Хотина, а Суворову в это время приходилось гоняться по всей Польше за несколькими отрядами врагов.
Настоящий шпицрутенный бег. В такой войне не развернешься.
Десять лет Суворов ждал момента, чтобы не где-либо на маневрах, а в настоящем бою с сильным врагом показать, на что способен русский солдат. И теперь такой момент настал!
"Теперь-то уж русская тактика себя покажет!" - думал он, поплотнее запахиваясь в плащ.
…А в это время Салтыков и Каменский, развалясь на диване и попивая кофе по-турецки, перемывали косточки Александра Васильевича.
– Не понимаю такого человека. Дворянин, генерал-майор, а ни своего выезда, ни слуг… Просто срам! - возмущался Салтыков. - Видали, на чем он приехал? На каруце! А вещи? В одном солдатском ранце уместились. Ей-богу! смеялся Салтыков.
– Суворовы, правда, не очень родовиты, но, кажется, у них достаточно поместий?- спросил Каменский.
– Хватает. Его отец, Василий Иванович, - превеликий жмот,- ответил Салтыков.- Собрал душ порядочно.
– Как старик ни скуп, а не поверю, чтобы отказывал сыну в необходимом! Просто Александр Васильевич сам уж такой. Про него я в штабе графа Румянцева разное слышал. Говорят, будто он ест солдатские щи да кашу. Потому, вероятно, отказывался сегодня от шербета и кофею, - усмехнулся Каменский.
– Щи да кашу? Это черт знает что! Генерал-майор и - щи да кашу! возмущался Салтыков.
– Иван Петрович, а почему граф Румянцев поручил именно ему сделать поиск? - спросил Каменский.
– Должно быть, потому, что Суворов в Польше отличился быстротою действий. Его войска проходили по пятьдесят верст в сутки.
– Ну, этого не может быть! - возразил Каменский.- Пятьдесят верст сам его величество король Фридрих Второй не сделал бы!
? предыдущая | следующая ? |