Книги ? Суворов ? ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ НОВИ
Командующий обратился к австрийскому офицеру, привезшему письмо от Ушакова:
— Здоров ли друг мой Федор Федорович?
Суворов высоко ценил и любил Ушакова, видя в нем близкого по таланту военачальника. Когда он узнал о взятии русским флотом в феврале 1799 года крепости Корфу, то сказал ближним: «Великий Петр наш жив! Что он по разбитии в 1714 году шведского флота при Аландских островах произнес — „Природа произвела Россию только одну; она соперницы не имеет!“ — то ли теперь мы видим. Ура русскому флоту! Генрих IV написал знаменитому Крилену: „Повесься, храбрый Крилен, мы победили при Арке, а тебя там не было!“ Я теперь говорю самому себе: „Зачем я не был при Корфу хотя бы мичманом“».
Так как австриец молчал, фельдмаршал повторил свою фразу:
— Здоров ли Федор Федорович?
Тот не понимал, о ком его спрашивают. Фукс быстро шепнул ему, что об Ушакове.
— Ах да, — опомнился он, — господин адмирал фон Ушаков здоров.
Суворов мгновенно вспыхнул:
— Возьми себе свое «фон» и раздавай кому хочешь. А победителя турецкого флота на Черном море, потрясшего Дарданеллы и покорившего Корфу, называй Федор Федорович Ушаков!
Он тут же ушел с Фуксом к себе в кабинет.
Кардинал Руффо в письме своем приписывал успех единственно победам Суворова: они отвлекли все силы Макдональда к Треббии, и тот принужден был оставить в неаполитанских областях только малочисленные гарнизоны. В присланном пакете фельдмаршал нашел заметки русского очевидца, которые зачитал Фукс:
— «По вступлении войск в Неаполь калабрийцы буйствовали с беспримерной кровожадностью: убивали всех, кто только носил имя якобинца, и невинно и произвольно, грабили домы, неистовствовали с несчастными женами и безвинными детьми. Более двух тысяч домов были разорены. Христианская армия в ужасах превзошла революционную. Во многих улицах жарили пленных, подымали их на штыки. Были чудовища, которые сосали кровь из убиенных. С великим трудом удержал Руффо от пожара хлебные магазейны, в которых спрятались до шестисот патриотов. Русские смотрели с омерзением на таковые бесчеловечия. Они не оставались хладнокровными зрителями: бросались, исторгали невинные жертвы из рук убийц, и сим героизмом в человеколюбии покрыли себя славою, которая в летописях здешних пребудет вечною…»
Слушая Фукса, Суворов содрогался, а потом встал, перекрестился и сказал:
— Трусы всегда жестокосерды!
При подписании письма к Ушакову фельдмаршал добавил что-то, но так премелко, что Фукс не мог разобрать.
— Не надседайся, — улыбнулся Суворов, — это на турецком языке поклон союзному адмиралу Кадыр-Абдул-бею.
После, встретив Фукса, Ушаков уверял его, что турок, прочитавший эти строки, восхищался и не хотел верить, будто их столь правильно начертал русский.
| ? предыдущая | следующий раздел ? |
Страницы раздела: 1 2