Первыми к Милану прискакали донцы, преследовавшие отступающего врага. Это было вечером в субботу, 17 апреля 1799 года.
Французы закрыли городские ворота, но казаки вышибли их и гнали и кололи неприятеля, пока он не укрылся в миланской цитадели.
За казаками поспешал Мелас.
Фельдмаршал Суворов перешел Адду в 20 верстах от Милана. Въезд в город он назначил на следующий день, 18 апреля. День был воскресный и особенно торжественный: первый день пасхи.
С утра было тепло и ясно.
Милан в это воскресенье проснулся ранее обычного: все ждали вступления в город русских - людей, пришедших с далекого севера, где снега, морозы и медведи. На австрийские войска, расположившиеся в городе, никто не обращал внимания. Уже вчера вечером миланцы увидали казаков.
Бородатые, в длинных кафтанах и высоких барашковых шапках, они казались такими странными. Итальянцы сразу же прозвали казаков "русскими капуцинами".
С не меньшим любопытством ждали и самого фельдмаршала Суворова, диковинного полководца, который за всю жизнь не проиграл ни одного сражения. Они читали о Суворове в газетах, в брошюрах, где Суворов изображался страшным человеком, бог ни весть каким людоедом.
Потому миланцы поднялись спозаранку: каждому хотелось увидеть, как Суворов во главе войск будет въезжать в Милан.
Улицы были запружены народом. Тысячи людей двигались из города через восточные ворота за духовенством, которое с крестами и хоругвями шло встречать фельдмаршала Суворова. Окна, балконы, даже крыши домов были усеяны зрителями.
Милан гудел, как улей.
Суворов еще с вечера чувствовал себя не совсем здоровым - ломило поясницу. Он сидел в карете вместе со статским советником Фуксом.
Генерал Розенберг, передавая Суворову в Вероне дела, представил ему гражданских чинов, прикомандированных к армии. В их числе был состоявший на службе в коллегии иностранных дел статский советник Егор Борисович Фукс.
Суворов неприязненно глянул на толстого, мешковатого, с мясистым лицом старой бабы человека в очках.
– Помилуй бог, какой ты худощавый. Тебе надобно со мною ездить верхом! - сказал он Фуксу.
Статский советник густо покраснел - обиделся, но промолчал.
Суворов не придал Фуксу особого значения, но Розенберг тут же осторожно намекнул фельдмаршалу, что статский советник Фукс "имеет другие препоручения" от генерал-прокурора.
– Так, так, понимаю, - нахмурился Суворов.
Он сообразил: толстый Фукс, стало быть, является в армии "оком" царя.
И на следующий день Суворов поручил Фуксу вести все военные письменные дела главнокомандующего. Тем более что сам Суворов донесения писал очень редко.
– Перо неприлично солдату, - говаривал он.
И Фукс стал находиться при фельдмаршале неотлучно.
Сегодня статский советник Фукс успел нарядиться - надел свой шитый золотом дипломатический мундир. Суворов же не имел времени переодеваться он ехал, как был все эти дни во время боев у Адды, в обычном австрийском мундире.
Когда вдалеке показались толпы народа и на утреннем солнце блеснули кресты и хоругви миланского духовенства, Суворов вылез из кареты и пересел на казачью лошадь. Он, вместе с генералом Шателером, ехал впереди кареты. За каретой по-прежнему следовала свита фельдмаршала, а дальше войска с барабанным боем и музыкой.
Не доезжая шагов десяти до процессии, Суворов слез с коня и пошел навстречу архиепископу миланскому.
– Господь да благословит шествие твое, добродетельный муж! приветствовал победителя архипастырь.
Суворов, сняв каску, приложился к кресту. Он на итальянском языке благодарил архиепископа за приветствие.
Архиепископ, удивленный тем, что этот русский варвар не только набожен, но и хорошо говорит по-итальянски, совершенно растаял. Он рассыпался в похвалах Суворову. Суворов стоял, наклонившись к архиепископу (ныла проклятая поясница, и так стоять было удобно), внимательно слушал, стараясь понять цветистую, выспреннюю речь архиепископа. Хотелось в ответе не ударить лицом в грязь.
А музыканты австрийской колонны, увидавшие многотысячную толпу, старались как могли. Они заглушали слова архиепископа, мешали Суворову уловить, что говорит велеречивый пастырь.
? предущий раздел | следующая ? |