Книги ? Генералиссимус Суворов ? VI
– Вы ничуть не меняетесь, граф! Вы все цветете! - с милой улыбочкой встретила Суворова Браницкая, которая видела фельдмаршала в первый раз по его приезде из Польши.
– Одни цветы, графиня, производит весна, другие - осень, - ответил Суворов на комплимент комплиментом, подчеркивая слово "весна", хотя хорошенькой Браницкой было уже сорок.- Хорошо, что я отцветаю на солнце: в тени растения ядовиты!
– В ваших словах, Александр Васильевич, тоже иногда медку маловато, колко заметил Нарышкин.
– Бывает, бывает, - ответил Суворов и быстро перебежал к Пассеку и Строганову.
Поздоровавшись с ними, Суворов вернулся к Наташеньке.
Немного погодя дверь из внутренней уборной открылась и вошла императрица. Она была в парадном парчовом платье с Георгиевской звездой на груди. Ее густые волосы были убраны по старинной моде - в простую невысокую прическу с небольшими буклями сзади ушей. Как все люди маленького роста, Екатерина держалась ровно, не сутулясь, голову несла высоко и оттого казалась выше, чем была.
За ней следовали четыре ее всегдашние камер-юнгферы.
Все встали.
– Здравствуйте, господа!-приветствовала императрица собравшихся.- Как твое здоровье, Наташенька? - участливо спросила она. - Как вы, Александр Васильевич?
Императрица говорила по-русски чисто, Но как-то очень старательно, особенно четко произносила каждое слово.
– Благодарствую! Жив-здоров, матушка! - ответил по-солдатски Суворов.
Императрица села к зеркалу. Пожилые камер-юнгферы окружили ее. По-мужски грузная, густо нарумяненная Алексеева подала на серебряном блюде кусок льда. Императрица потерла льдом лицо. Взяла из рук Алексеевой полотенце, вытерлась.
Высокая, костлявая как тарань, глуховатая гречанка Палакучи накалывала тюлевую наколку.
Две сестры Зверевы, когда-то очень красивые девушки, держали шпильки и булавки.
Пока Палакучи примеряла наколку, императрица, не поворачивая головы, сказала:
– Вы, небось, проголодались, Александр Васильевич? Я знаю, вы привыкли обедать рано. Я вас задержала, простите…
– Ничего, матушка! Все равно на век не наешься. Брюхо, как злодей, старого добра не помнит!
– Уже недолго. Мы сейчас пойдем!
Глухая Палакучи, думая, что это относится к ней, насторожилась, вопросительно посмотрела на императрицу.
– Ничего, это не к тебе. Приколи вот здесь. Так!
Она поднялась, оглядывая себя в зеркале.
– Ну, милости прошу, господа, к столу!
Обедали в "бриллиантовой" зале за большим круглым столом. Императрица посадила Суворова рядом с собою, с левой стороны.
Справа от нее сидел Платон Зубов.
– Чем потчевать дорогого гостя? - спросила Екатерина Суворова.
– Благослови, матушка, водочкой!
– А что скажут красавицы фрейлины, с которыми вы будете говорить?
– Почувствуют, что с ними говорит солдат!
– Возьмите на закуску вашей любимой редьки, - угощала императрица.
– Премного благодарен! Обязательно возьму. В редьке, ваше величество, пять яств: редька - триха, да редька-ломтиха, редька с маслом, редька с квасом да редька - так!… - приговаривал Суворов, накладывая редьки.
Ему льстило, что императрица старалась угодить гостю - досконально узнала о всем, что любит Суворов.
– А что такое - "триха"? - немного погодя спросила Екатерина.
– Тертая редька. Триха от слова "тереть".
– А, понимаю, понимаю…
Разговор за столом велся непринужденный. Говорили по-русски.
Царица ела медленно. Макала хлеб в соус, кормила своих двух английских собачек, которые не отходили от ее кресла. Она отставала от других, но, чтобы не задерживать стола, кушанья подавались своим чередом. Камер-пажи подавали ей на нескольких блюдах те кушанья, которые уже были обнесены. Екатерина выбирала какое-либо одно. За обедом она ела мало.
Суворов, по просьбе царицы, рассказывал о штурме Праги. Он увлекся рассказом и тоже отстал от всех.
Екатерина незаметно мигнула обер-гофмаршалу Барятинскому, который сидел напротив нее.
Барятинский подозвал камер-пажа. Тотчас же два пажа в богатых светло-зеленых бархатных мундирах, расшитых золотом не хуже фельдмаршальского, поднесли Суворову с двух сторон по две тарелки сразу.
| ? предыдущая | следующая ? |