Александр Алексеевич Столыпин не без волнения подходил к усадьбе Тогневского у Лазенок, где жил фельдмаршал Суворов. Столыпин приехал в Варшаву из Петербурга к Суворову на службу.
Когда он уезжал из Петербурга, ему пришлось наслушаться разных рассказов о фельдмаршале: Суворов был притчей во языцех.
Одни хвалили его за доброту, за ум, превозносили его военные таланты. Другие, наоборот, говорили, что в военных делах Суворову просто везет, что угодить ему нелегко - человек он с большими странностями, - язвительно замечали, что "чин его по делам, но не по персоне".
И те и другие передавали многочисленные истории о фельдмаршале Суворове, которые ходили по Петербургу. Где в них правда, а где вымысел сказать невозможно.
Еще во время путешествия в Крым императрица, награждая генералов, будто бы спросила Суворова, нет ли и у него какой-либо просьбы.
– Матушка-царица, хозяин покою не дает; задолжал я ему.
– А много ль?
– Три с полтиной, матушка!
Рассказывали, как Суворов, встретив барабанщика, уступил ему дорогу:
– Барабанщик - важен, его слушается сам Румянцев. Ему повинуются наши ноги.
С улыбочкой шептали на ухо, будто бы у Суворова есть печать. На ней изображена скала, от которой отскакивают стрелы. А под скалой надпись: "Рази, рази, м. т.!" И, конечно, больше всего было разговоров о том, что фельдмаршал Суворов не терпит немогузнайства: солдат должен быть находчив, должен отвечать быстро и на всякий вопрос. Предупреждали Столыпина: Суворов требует, чтобы офицер читал книги, но не какую-либо "Пригожую повариху", а "Книгу Марсову" или Плутарха.
Столыпин чувствовал себя неважно - не хотелось бы срамиться. Плутарха он в руки не брал, а "Книгу Марсову" только перелистал. Толстенный том, и, право же, нет охоты его читать.
Из книг Столыпин привез с собою в Варшаву лишь одну: недавно купленный песенник - "Эрато, или приношение прекрасному полу на новый, 1795 год". Это читать легко и приятно.
И теперь, идучи, Столыпин все старался предугадать: о чем же может его спросить Суворов - далеко ли до солнца, много ли рыбы в Висле?
Усадьба Тогневского - небольшой одноэтажный домик с садом - стояла у самой дороги. В саду, между деревьями, пестревшими яркими осенними красками, виднелась палатка. Бросилось в глаза: у дома фельдмаршала не было часовых.
Перед крыльцом стояла карета с парой лошадей. Усатый кучер в четырехугольной шапке и кафтане, очень похожем как у митрополичьих певчих, важно восседал на козлах. Лакей в белых перчатках ходил возле кареты.
Столыпин взошел на крыльцо, открыл дверь в переднюю.
Старый солдат, сидевший у окна и нюхавший табак, даже не пошевелился.
Дверь в следующую комнату была раскрыта. Столыпин несмело шагнул. На него глянуло потертое, все в морщинах лицо генерал-адъютанта Тищенко. Рядом с ним стоял племянник Суворова Алексей Горчаков, знакомый Столыпину по Петербургу.
– А, Сашенька, здравствуй! Когда прибыл? - приветливо встретил Столыпина Горчаков.
– Сегодня.
– На службу?
– Да. Когда я буду иметь счастье представиться фельдмаршалу? - спросил Столыпин у Тищенки, здороваясь с ним.
– Будет время, - неласково буркнул Тищенко и вышел из комнаты.
Столыпин вспыхнул.
– Коли он не хочет, я сам представлюсь!
– Погоди, - тронул его за локоть Горчаков. - Я все сделаю. Пойдем, дядюшка в саду, в палатке.
И Горчаков повел Столыпина в сад. Из палатки слышались голоса: говорили по-польски.
– Ну, как ехал? Что там у нас, дома? Тепло, дождей еще нет?
– Ехал хорошо. В Петербурге тоже тепло.
Из палатки вышел Тищенко.
– Долго они там? - спросил Горчаков.
– Сейчас уезжают. Уже написал.
– Опять Наташе придется принимать незваных гостей,
Столыпин смотрел, не понимая, о чем у них речь.
– Поляки - одни и с женами - едут по своим делам в Петербург. И все лезут к дядюшке - военные и статские - за рекомендательными письмами. А он никому не отказывает, пишет Наташе: прими, мол, "окажи по востребовании нужное пособие", "будь ласкова", "приятствуй". И этак каждый день. Точно у Наташи постоялый двор.
? предущий раздел | следующая ? |
Страницы раздела: 1 2