В церквах только ударили к заутрене, когда Суворов приехал в Москву. Снег на улицах еще казался голубым. Окна домов были темны; лишь кое-где мелькал огонек.
Москва просыпалась.
Сани легко бежали по выезженной, раскатанной дороге. Суворов лежал на дне саней, запахнувшись в шубу и засунув в рукава озябшие руки, - ни перчаток, ни рукавиц он никогда не нашивал. Ноги, обутые в легкие сапоги, зашлись от холода - еще перед заставой начало покалывать в пятки.
"Ничего, теперь уж скоро! - думал Александр Васильевич, стуча нога об ногу и глядя по сторонам. - Вот батюшка удивится и обрадуется моему неожиданному приезду!"
Стал думать об отце.
Василий Иванович Суворов вышел в отставку и жил дома, занимаясь любимым делом - хозяйством в своих поместьях. Хозяин он был расчетливый, бережливый - недаром в Семилетнюю войну царица поручила ему сначала провиантское дело всей армии, а потом назначила губернатором завоеванной Восточной Пруссии. Число поместий у Василия Ивановича не уменьшалось, а год от году росло. Отец Василия Ивановича оставил ему только триста душ крестьян, а у него к 1774 году набралось их уже до двух тысяч.
Заветной мечтой старика Суворова было одно: чтобы Сашенька поскорее бросил эту беспокойную военную службу и принял из его рук все поместья.
Сашенька мало чем походил на отца. Василий Иванович любил тихую поместную жизнь и ненавидел военную, а сын с детства только и бредил сражениями да походами.
Но Василий Иванович с радостью видел: в одном отношении сын все-таки пошел в него - был так же бережлив. На такого сына можно спокойно оставить все нажитое - Саша не промотает, не пропьет. Оттого каждый раз, когда сын приезжал из армии домой, Василий Иванович непременно заводил с ним всегдашний разговор: чтобы Саша поскорее оставил военную службу.
Несмотря на то, что сын дослужился уже до генеральского чина, отец все-таки считал, что Саша зря служит в армии. Василий Иванович прочил его с детства в гражданскую службу, а вышло совершенно иное.
И во всем этом был виноват старый приятель и сослуживец Василия Ивановича, питомец Петра I, арап Ганнибал.
Однажды генерал Ганнибал заехал к Суворовым. Саше тогда шел двенадцатый год. Увидев Сашу за чтением Вобана, Ганнибал спросил у Василия Ивановича, в какой полк он записал сына.
Суворов ответил, что он никуда не записывал сына, потому что хочет, чтобы Саша служил в гражданской службе.
Ганнибал взбеленился. Он так заворочал своими белками, что Василий Иванович опешил.
– У тебя один сын, а ты хочешь сделать его приказным? Стыдись, Василий Иванович! - усовещевал он приятеля.
– Да ведь посмотри, какой он слабенький и худой. С его ли здоровьем служить в армии? - говорил Суворов.
– В детстве все мы таковы,- ответил арап.- Такой худенький до ста лет проживет!
И Ганнибал уговорил приятеля записать Сашу в Семеновский полк.
Василий Иванович потом не раз жалел об этом. Он с каждым годом все больше приходил к мысли, что был прав: никакого особенного дарования к военному делу у сына, кажется, не обнаруживалось, как Саша ни твердил всегда об этом.
Во время Семилетней войны Саша не усидел на спокойном месте в штабе 1-й дивизии Фермора, куда его устроил отец, а отпросился в легкий корпус генерала Берга. После окончания кампании Берг дал о Саше лестный отзыв, как о прекрасном кавалерийском офицере, написал, что Александр Суворов "быстр в рекогносцировке и отважен в бою". Но мало ли было в русской армии кавалерийских офицеров, о которых лестно отзывалось их начальство!
Затем Саша командовал Суздальским пехотным полком.
Это назначение Василий Иванович одобрял. Полковые командиры обычно присылали солдат в свои поместья помогать во время сенокоса и уборки хлеба, руками солдат полковые командиры строили усадьбы. Да ведь Саша не такой, как все: он ни разу не прислал в свои поместья ни одного солдата. Правда, его полк стоял далеко от Москвы, но при желании можно было перевестись поближе к родным местам.
Василий Иванович был сам человеком неподкупной честности и не ждал от сына того, что Саша, по примеру многих полковых командиров, сколотит себе деньгу на солдатском довольствии. Ему доставляло неприятность другое - сын тратил на полковые нужды все свое полковничье жалованье. Человеку было уже тридцать пять лет, пора бы, кажется, наживать добро, а он еще ничего своего не имеет.
? предущий раздел | следующая ? |