Вскоре после победы при Требии, убедившись в полной безвредности армии Моро, не сумевшей подоспеть вовремя, а затем трусливо втянувшейся в горы и прятавшейся там, Суворов сделал распоряжение о немедленной осаде Мантуи, которая сдалась 19 июля. Ни одна победа Суворова не встречалась в Австрии с такой горячей радостью, как взятие Мантуи, с которой венская камарилья приставала к Суворову во все время, чуть не с начала кампании. Тем не менее, Тугут и К., недовольные Суворовым за неисполнение их идиотских распоряжений, так ловко обошли императора, что Суворов даже и на этот раз остался без всякой награды со стороны Австрии, даже без всякого выражения благодарности!.. Зато император Павел возвел Суворова в княжеское достоинство, ститулом Италийского, в “воздание за славные подвиги”. Притом Павел выразил Суворову удивление, что “Римский (австрийский) император трудно признает услуги (Суворова) и воздает за спасение своих земель учителю и предводителю его войск”.
Это замечание ободрило Суворова и поддержало давнее его намерение – продолжать наступление по своему плану, на свой личный страх и риск. Мнение Павла важно было для Суворова, так как, чем более разрастались его победы, тем недостойнее и возмутительнее становилось отношение к нему венского двора.
Черная неблагодарность австрийцев распространялась не на одного только Суворова, но и на все русские войска, самоотверженно сражавшиеся за австрийские интересы и так горько бедствовавшие во все время кампании, вследствие гнуснейшей недобросовестности австрийского интендантства. Дело дошло даже до того, что высочайшие повеления из Вены посылались австрийским войскам непосредственно, помимо Суворова, без его ведома. Под влиянием столь прискорбных и возмутительных обстоятельств Суворов, наконец, решил бросить так блистательно веденное им дело и отправиться домой. 25 июня он отправил в Петербург прошение, в котором просил Павла об отозвании его в Россию.
Эта просьба объяснила, наконец, императору Павлу истинные причины тех неудовольствий, о которых так много ходило слухов. Он категорически просил Франца II принять меры, чтобы гофкригсрат не давал самостоятельно предписаний главнокомандующему, так как это неизбежно должно повести к самым гибельным последствиям. В рескрипте же Суворову от 31 июля государь безусловно предоставил дальнейшие военные операции “искусству и уму Суворова”, то есть дал ему полную самостоятельность. Гофкригсрат же так распустился, что совершенно произвольно, ни с чем не справляясь, порешил считать военные действия на полуострове законченными. Суворов был особенно возмущен самоуправством и ошибочностью этих распоряжений, так как ему достоверно было известно о новой грозе – о наступлении неприятеля...
Он обратился ко всем австрийским генералам не только с приказанием, но и с просьбой – “спешить всеми распоряжениями, не останавливаясь никакими жертвами”, и дал им на это десять дней сроку. Главным же местопребыванием Суворова, после войны при Требии, была Александрия, куда и созывались все военачальники. Тревога была как нельзя более уместна. Французская директория из побед Суворова уразумела, что этому полководцу “несомненно открыт путь” в Париж. Ввиду этого итальянской армии дали нового главнокомандующего, генерала Жубера, человека глубоко просвещенного, обладавшего громадным военным дарованием и замечательным мужеством. Ему не было еще 30 лет, но он около трех лет уже состоял главнокомандующим и пользовался большой любовью и популярностью в войсках. Директория же предписала ему “безотлагательное наступление”.
Как только Суворову стало известно о передвижениях французских передовых постов в Апеннинах, он понял, что готовится наступление. Со своей стороны, Суворов решил начать наступление 4 августа, но его предупредили французы. На рассвете, 3 августа, одно крыло французской армии подошло к Нови. Стоявший там отряд Багратиона отступил с легкой перестрелкой, как было ему приказано ранее. Точно так же не было оказано препятствий и другому крылу, а потому французы беспрепятственно соединились на позиции.
? предыдущая | следующая ? |