Державин так описывал штурм Измаила:
Суворов, проведший еще дней десять в Измаиле, был засыпан летевшими со всех концов поздравительными письмами.
Но екатерининская эпоха еще раз зло посмеялась над ним. Суворову горше, чем когда бы то ни было, было суждено почувствовать, что недовольство фаворита значит для царицы больше, чем любые подвиги полководца.
В первые дни после штурма переписка Суворова с главнокомандующим носила самый дружеский характер. Суворов, следуя своей манере и общему эпистолярному стилю того времени, рассыпался в изъявлениях преданности. Потемкин отвечал в том же любезном тоне. Вслед за тем Суворов выехал в Бендеры для личного рапорта, и тут одно «пустое обстоятельство» все погубило.
Он был уверен, что Потемкин встретит его как равный равного. Но Потемкину это и в голову не пришло. Он радушно встретил Суворова, выбежал даже на лестницу и в привычном добродушно-грубоватом, слегка покровительственном тоне сказал:
– Чем могу я наградить ваши заслуги, граф Александр Васильевич?
– Ничем, князь, – раздражительно ответил он, – я не купец и не торговаться сюда приехал. Кроме бога и государыни, никто меня наградить не может.
Потемкин обомлел. Подобного тона он никак не ожидал.
Повернувшись, он пошел в комнаты. Суворов последовал за ним и подал строевой рапорт. Они молча ходили по залу; ни тот, ни другой не могли найти слов. Наконец Суворов откланялся и вышел.
Это была его последняя встреча с князем Таврическим.
Пять минут независимого поведения в Бендерах дорого обошлись Суворову. Все участвовавшие и многие не участвовавшие в штурме Измаила получили награды и повышения.
На долю же самого Суворова досталось вместо фельдмаршальского звания производство в подполковники Преображенского полка. Это считалось почетным назначением, потому что сама Екатерина числилась там полковником. Но таких подполковников был уже десяток, и в качестве награды за Измаил это было прямым оскорблением. До конца жизни Суворов с горечью вспоминал «измаильский стыд» – демонстративно-малую награду за подвиг, который он сам считал своим величайшим деянием и о котором как-то в минуту, откровенности отозвался, что на подобный штурм можно решиться только однажды в жизни.
Суворов выехал в Петербург. Потемкинские эстафеты опередили его: он был принят очень холодно. Екатерина почти не приглашала его в Эрмитаж, в разговорах бывала сдержанна и неприветлива.
Суворов тяжело переживал это. Он начинал думать о близком конце. «Время кратко, – записывал он в одиночестве свои мысли, – сближается конец, изранен, шесть лет, и сок весь высохнет в лимоне».
В конце апреля Потемкин устроил небывалый праздник в честь подвигов минувшей войны. За три дня до праздника императрица вызвала Суворова и во время беседы невзначай обронила:
– Я пошлю вас, Александр Васильевич, в Финляндию.
Суворов понял: его хотят удалить, ему не место на потемкинском триумфе. В тот же день он покинул Петербург.
? предыдущая | следующий раздел ? |
Страницы раздела: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17